XI. Медицина

 Глава11. Мы и медицина

Начиная с санпропускника при поступлении в Училище, мы были плотно опекаемы и наблюдаемы людьми в белых халатах. Два раза в год у нас проводилась медицинская комиссия, фиксирующая состояние здоровья на данный момент, отмечая все в так называемой Медицинской книжке моряка торгового флота в виде короткой резолюции «годен» или описаны проблемы и рекомендации по их устранению типа санировать ротовую полость, а это значит просто запломбировать зубы. Медкомиссия происходила в два этапа. Первый этап состоял из флюорографии и сдачи крови в амбулатории на Карантинном спуске возле корпуса «А» Училища. Второй этап проходил в больнице водников, находящейся прямо на Приморском бульваре. Нас по ротно заводили в помещение на первом этаже, не исключено, специально существовавшего для таких целей, ибо это был целый лабиринт из кабинетов, по которым ты носился, как сайгак со своей книжкой, собирая подписи и печати.

— Всем раздеться, форма одежды голый торс!— пробасил Карп. — Быстренько предъявили свои приборы дяде доктору и на большую приборку!

— Не кричите, пожалуйста, здесь ведь люди работают. — сделал замечание Карпу какой-то доктор неуверенным голосом из-за двери закрытого кабинета.

— Ладно, Эскулап, ухожу, жду всех на улице! — объявил он и вышел, за ним закрыли двери.

 Через минуту он кого-то матерно распекал за плевок на больничном плацу, голос его проникал через толстые стены:«Какого ты хрена, бык комолый, свои тифозные бациллы испражняешь перед советским морским офицером? Я те щас шею двойным морским завяжу, через жопу плевать будешь, а ну пшёл отсюда, недоделанный!»

— Да, крут ваш командир, следующая пятёрка, проходим на осмотр к проктологу и хирургу.

Мы прошли в кабинет и распределились по начертанной на полу линии. За столом сидела врач, уже преклонных лет дама и повидала она, наверное, многое в своей врачебной практике, ведь только в Черноморском пароходстве было более тысячи разных судов, а ещё порт и учебные заведения. Рядом, за этим же столом примостились две практикантки из медучилища и делали вид, что рьяно конспектируют. Далее, всё по команде врача:«У кого есть жалобы? Нет? Хорошо. Развернулись и сняли трусы! Все наклонились и раздвинули ягодицы руками!  Хорошо!» Затем она подходила индивидуально к каждому и внимательно рассматривала курсантский анус на предмет геморроя, приговаривая:«хорошо, хорошо, теперь поворачиваемся, не одевая трусов».

С нами в пятёрке оказался уникальный Серж Бобылев, а уникален он был тем, что был обладателем огромного, по колено пениса, толщиной в руку и это в спокойном состоянии. Вот такой прибор и узрела врач. Доктор на пару  секунд впала в молчание, а мы тихонько рассмеялись. Практикантки закрыли лица и также не могли сдержать смех, хотя было видно, что им интересно, и они посматривали через пальцы.

— Бобылев, могучий у вас организм, вам и работать не нужно, вышел на улицу, членом постучал по дереву и сразу очередь из девок выстроится. —  пошутила она и продолжила. — всем оголить головки!

Мы исполнили, и она опять пошла в обратную сторону, внимательно нас осматривая.

— Все хорошо, особенно Бобылев! — констатировала врач, сама себе улыбаясь. — Давайте книжки по одному.

— На, держи, моряк. Протянула она Бобылеву медкнижку, где огромными печатными буквами была выведена резолюция «ГОДЕН», у всех остальных из этой пятёрки резолюции были написаны обычным мелким почерком и ничем друг от друга не отличались. Далее, были глазной врач и лор, ничего интересного, только у лора отметился Сулейманов. Суть проверки на слух была в том, что доктор отходил в дальний угол кабинета и шептал:«Шестьдесят шесть, пятьдесят восемь, тридцать три».  А ты повторял за ним и тем самым показывал врачу, что со слухом у тебя всё в полном порядке. Позвали Сулейманова, тот вошёл и небрежно кинул медкнижку на стол.

— Шестьдесят шесть. — начал шептать доктор.

— Чё ты там шипишь, лепила, ты чего, ледяного пива перепил, громче спросить не можешь? — возмутился Рустем.

— О, так вы глух, как тетерев, батенька, — напрягся врач —  А ну-ка, вторая попытка, тридцать три.

— Повторяй за ним! — подсказал кто-то ему.

— А-а-а, тридцать три, шестьдесят шесть! — затараторил он.

Далее, коридорами мы попадали на проверку легких, где дули в какие-то трубки, и проверку вестибулярного аппарата. Ты садился в кресло и тебя раскручивали, потом останавливали и направляли на линию, по которой надо было пройти как можно ровнее. Везде пальпировали, наклоняли, разворачивали. Перед окончанием комиссии, тебя ждало кресло зубного, перед этим доктором пасовали многие. Идеальные зубы были не у всех, а это значило, что начальник комиссии не поставит свою печать, если в зубной карте увидит запись про необходимое лечение зубов, а только после лечения в больнице, бегай и ищи его с печатью, а без этого на практику не попадёшь, в общем, крутая проблема.

— Садимся в кресло, доктора за руку не дёргаем, я только осматриваю, сверлить не буду. — успокаивал стоматолог, толпившихся у его дверей и не решающихся зайти.

После прохождения стоматолога, тебя ждал терапевт, который измерял давление, пульс, слушал сердце, задавал последние вопросы по поводу жалоб на здоровье. Если всё в порядке, штамповал медкнижку, затем ты подходил к председателю за последней печатью, потом одевался и выходил на улицу, где всех собирал Карп, рассказывая истории своей службы.

— Стояла наша эскадра в Египте на рейде Порт-Саида, что бы злой Израиль ни сунулся к нашим арабским друзьям. Отправили нас на экскурсию, мы по гражданке, идём пиво-воды ищем, короче попали на окраину Порт-Саид. Вонища страшная, в каком-то гнилом канале египтянка бельё стирает, а рядом, то ли бревно, а может, и  крокодил, кто-то пригляделся и определил, что точно, рептилия к ней подкрадывается, стащить с пирса хочет.

— Товарищ командир, крокодилы в Египте только в Ниле водятся и то возле самого Судана или Эфиопии.

— Та хрен его знает, возможно, эта амфибия по каналам дочапала и проголодалась, на людей охотиться стала. Фауна заморских стран нам неизвестна, в общем, спасли мы египтянку, шуганули злого зверя.

— А пиво-воды? — поинтересовался Кацо.

— Советский моряк, а тем паче морской офицер, везде найдет пиво-воды, даже в заднице у Нептуна, усёк Кацо? 

—  Ага, усёк, товарищ командир!

— Выходи строиться в колонну по два для перехода в Экипаж! Флажковые по местам! Шагом, марш! — Командовал Карп.

Седьмого ноября 86-го мы с Траченко заступили в наряд дневальными по роте, а Кузя дежурным, отшумел парад и съеден праздничный обед, уже сказаны все высокопарные коммунистические речи, неоднократно вымыта палуба и все разъехались по домам на два дня, Бурса опустела, и даже Колесов был необычайно добр и рано свалил домой. Вечер обещал быть спокойным, так как дежурным офицером был Карп, а своих он излишне не напрягал. На ужин была тушёная говядина с гречкой, но есть было некому, собрав мясо, в бачок и положив к нему хлеб, мы вернулись в роту, включили телевизор. По трём программам шла какая-то идеологическая херня, повтор парада на Красной площади и Горбачевская говорильня.

Кузя вытащил бутылку вина и предложил отметить, закуска была. Вдруг по матюгальнику объявили сбор дежурных по роте и присутствующих в Экипаже курсантов со второй группой крови резус-положительный, сбор на КПП. Бутылку отложили, и Кузя помчался на сборы, которые собирал Карп, а я, имея эту группу крови за ним.

— Товарищи курсанты, умирает человек, врачи позвонили нам с просьбой помочь, время уже нет. — объяснял  Карп суть сбора. У кого вторая положительная группа, поднять руки!

Подняли пятеро из разных рот.

— Хлопцы, давайте бегом в роддом на Чичерина, там вас встретят, бегом, сынки, девчонка умирает, надо спасти, иначе как мы спать будем, братва?

Мы побежали к роддому, который был от Экипажа в пяти минутах ходьбы, там нас действительно ждали и повели в реанимационную. Быстро взяли пробы из вены, подтвердили группу, затем первый лёг на кушетку и подключился к системе переливания крови. Кто был с другого конца системы мы не видели, всё было за закрашенным белой краской стеклом, слышна была только суета и переговоры врачей. Один за одним мы отдали ей часть себя, столько, сколько могли. Я встал, подкосились ноги, и рухнул, но сильные руки врача не дали мне упасть, в голове стоял колокольный звон и только острый запах нашатыря вернул покидающее меня сознание, жутко мутило. — Слышь, моряк, полежи-ка ты на моей кушетке, отдохни, а то позеленел весь.

— Вот ведь попандос, док, только разлить хотели, а тут эта оказия.

— Минут двадцать полежи, я приду, договорим. — сказал мне доктор и, подмигнув, удалился.

Остальные кадеты ушли и видать сказали Карпу, что меня оставили, ибо через десять минут я услышал его голос.

 — Душман, ты где, сучара бацыльная, не вздумай командира пугать!

— Я здесь, товарищ командир у врача на кушетке.

— Какого хрена ты разлёгся,  вампиры смоктанули с перебором? — входя в кабинет, басил Карп на весь роддом и добавил — Сейчас я их сынок погоняю!

— Да, взяли с него на свой страх и риск пол-литра, и как раз вовремя сыворотку подвезли, в общем, спасли человека, спасибо вам, товарищ

майор. — объяснил Карпу суть вещей доктор.

— Какой хуй спасибо, вы мне чуть курсанта не угробили, лежит как червяк на кушетке, а час назад орла к вам отправил! Не-е-е, не делаются так дела доктор, особенно в праздник, не делаются. — толсто намекнул Карп доктору.

Тот стукнул себя ладонью по лбу.

— Конечно, конечно, у меня и коньяк есть и конфеты, закуска шикарная, там шашлык, отбивные, буженина. — засуетился доктор.

— Вино есть? Курсанту конина не положена, в наряде он, а стало быть, при исполнении, а стаканчик другой вина нормально, силы подкрепить, а вы доктор смотрю шакалите, мы кровь свою военно-морскую до последней капли отдать готовы, а ты глоточек вина пожалел?

— Да и вина найдём, майор, щас нам всё красиво организуют.

Медсестра забегала и было видно, что ей эта работа знакома до мелочей, всё сервировалось быстро, принесли стаканы, доктор налил в гранёный стакан на палец по уровню. Карп внимательно следил за его движениями и укоризненно качал головой.

— Дывысь, на хрена ты прицеливаешься? Перехватил бутылку у доктора и долил себе гранёный до края, а мне плеснул полстакана вина.

— Мне хватит, мне ещё работать! — закрыв ладонью стакан, сказал док.

Медсестра принесла отбивные и разогретый шашлык с маринованным луком и краснодарским томатным соусом, затем нарезку буженины и сервелата, котлеты и голубцы с картошкой.

— Кучеряво живёте, не бедствуете. — видя эту закуску, изрёк Карп и добавил, —  Ну, с праздником седьмого ноября, товарищи!

 Крякнув, опрокинул гранчак, не поморщившись, закусил шашлыком, шумно выдохнул. Я поддержал их вином и через  минуту ощутил, как с выпитым кагором возвращалось тепло в тело, закусил шоколадной конфетой, мяса не хотелось, мутило. Доктора позвали, и он ушел к роженицам и через медсестру передал, что его долго не будет, начались очередные роды.

— Мы к себе пойдём, милая заверни нам эту поляну с собой в скатерть-самобранку, а посуду я с курсантом верну, не переживай, курсанта могу отправить в твоё распоряжение, а, кицюня? — вежливо попросил её Карп, подмигивая и прихватывая бутылки со стола. Было б мне лет на двадцать поменьше, я бы ваш роддом по второму разу окучил сразу с медсёстрами, врачами и роженицами вместе взятыми.

— Давай Душман, шевелись, мавр сделал своё дело и должен быстренько свалить и дома накатить!

С бутылками и газетными свёртками мы подошли к Экипажу.

— Зайдёшь через несколько минут в канцелярию, разделим трофеи. — сказал Карп, открывая тяжелые, дубовые двери Экипажа.

Я кивнул и, пошатываясь, поднялся в кубрик, народ сидел в ожидании и сразу замучили вопросами, на которые я во вкратце постарался ответить. О трофеях я пока ничего не рассказал. Пошёл в командирскую канцелярию. Карп оставил себе остаток коньяка и пару кусочков шашлыка, остальное: отбивные, буженину, варёную картошку, котлеты и голубцы, коробку конфет «Вечерний Киев» и початую бутылку кагора отдал мне.

— Смотрите не устройте пир во время чумы, в наряде достоишь или заменить? — заботливо поинтересовался Карп.

— Достою, командир, в роте убрано, никого нет, а, значит, и бардака не предвидится, щас по чарке и отбой. — сказал я ему и вышел из канцелярии.

— Опа, мы богуем, откуда столь дивный стол? — спросил Траченко, расставляя всё на столе в баталерке.

— Подарок врачей нам на праздник. — ответил ему я, доставая бутылку кагора и наливая себе стакан вина. — Братва, я мэкну и пойду отбиваться, башка трещит, и сил никаких нет, а вы попразднуйте по полной.

Выпил, добрался до койки и уснул. Прошло около месяца после этих событий, курсантская жизнь текла своим чередом, будучи дежурным по КПП, я сидел в рубке и заполнял вахтенные журналы, был вечер. Появилась девушка и показала с написанным именем бумажку дневальному, он пальцем указал на меня.

— Ваша фамилия Сараев?

— Да, мэм, к вашим услугам, а вы кто? — задал я вопрос, лихорадочно прокручивая в голове, что нас может связывать.

— Меня Оля зовут, вы месяц назад кровь мне свою отдали! Доктор дал вашу фамилию.

— А, было дело. Только не только я, были ещё пять курсантов, и заметьте, не самих плохих. Как вы Оля? Поправились? Как ребёнок?

— Всё в порядке, только пива очень хочется, а я его на дух не переносила, а этот торт вам, это «Наполеон»,  сама испекла.

— Спасибо, конечно, но зря, нас нельзя баловать, на шею можем залезть и ножки свесить. Насчёт пива понимаю, а чики-пики, хочется? Может, даже тебе захочется пиво винцом полирнуть или рюмку водочки тяпнуть! — нес я околесицу.

— Я вам еще пирожков принесу, хорошо? — не слушая мой грубый юмор, спросила меня Ольга.

— Ладно, только сейчас вам пора идти, а то я в наряде, меня могут наказать. Привет чаду, весёлая смесь, по жизни, точно курсантом будет! Она, помахав, мне рукой ушла.

Пару раз она ещё приходила, приносила пирожки, рассказывала про ребёнка, потом пропала. А торт был обалденный, как и пирожки, да и эритроциты, как сперматозоиды шли в зачёт, только в то время не думалось, что может и нет реального папы у этого существа, и приходила мама не просто так, да, может, ей и идти-то не было куда, не знает никто, а я и не спросил…

Медпункт сиречь лазарет.

Наш экипажный медпункт, если можно так сказать, находился в подвале под канцелярией Колесова. На двери была прибита табличка с надписью «Пункт ночной профилактики», если это относилось ко всем понятным эротическим вещам, то презервативы точно не раздавали, мы просили, нас послали куда подальше. Оставался вариант, что эта профилактика нужна самому медперсоналу, но это было бы выше всех человеческих сил исходя из красоты персонала. Медпункт состоял из кабинета сменных медработников, нескольких кубриков на восемь койко-мест каждый, смотровой палаты, в которой было установлено зубоврачебное кресло 1950 года выпуска «а-ля радость Мюллера» с такими резиновыми кругляшами-подголовниками и ременной педальной передачей бормашины, а рядом под вафельным полотенцем лежали с поблескивающим хромом всевозможные щипцы, ножницы и молоточки. Было небольшое помещение приёма пищи и закрытая дверь с табличкой «Изолятор» также, был гальюн на две дючки, манипуляционная с топчаном для постановки клизм, кстати, самой любимой процедурой медсестёр, такое ощущение, что подвал был засильем мужененавистниц, где они с особым трепетом и любовью чистили курсантские кишечники. Время от времени кто-то из нас попадал в эту курсантскую больничку, сезонно это было из-за гриппа и переохлаждений, а также из-за вывихов, сотрясений мозга, лёгких переломов, ушибов, кроме того, лечили порезы, прыщи и чирьи, желудочные отравления.

Я попал на больничную койку зимой 1986 года с температурой сорок и подозрением на воспаление легких, сказались перекуры в заиндевевшем тамбуре поезда, которым я добирался в Бурсу после новогодних праздников. Билетов, как всегда не было, но проводник за пятёрку взяла меня без места, на боковушку. Так, шесть часов от Николаева до Одессы я и ехал. Автобус эти сто километров едет три часа, но так, как трассу из-за гололёда закрыли, пришлось добираться поездом. Исколов антибиотиками мою пятую точку и напоследок ширнув димедролом, медсестра ушла, звеня стеклянными шприцами, сказав напоследок.

 — Кайфуй, моряк!

— Э, Душман, курить есть? Уши, мля, пухнут. —  спросил кто-то.

Я кивнул и показал на сложенную форму, Президент заботливо всунул мне полпачки «Сальве», когда меня тарабанили в медпункт. Я осмотрелся, все койки были заняты.

— Ну а вы болезные, как здесь? — задал я вопрос лечащимся.

— Да кто как, брат, кто гриппует, иль шлангует. — ответил мне курсант Болтовский по кличке Болт. — А у тебя я смотрю всё серьёзно, кайфуй в натуре, раз димедролом колют.

— Какой хрен кайфуй, меня температура под сорок рубит, в башке бардак какой-то, мысли связать не могу. Вы там на курево не налегайте, если это последнее, что есть, на общак запусти, а я отключаюсь.

Затуманенный димедролом мозг отключился, и я провалился в липкую, рваную темноту. Утром, раскрыв глаза, понял, что жив. Ко мне на койку приземлился Болт, вернув остаток курева, сказал, что его выписывают, пожелал выздоровления и исчез. Потом пришла медсестра с термометрами в стакане с ватой и каждому раздала:

— промеряете температуру, потом умываться, завтрак и обход, потом назначения и отдых до обеда, за градусниками приду через десять минут.

Сразу по уходу медсестры, началась суета, два кадета открыли оконную форточку и стали спичками греть градусники, нагнав ртуть в термометре до тридцати семи и пяти градусов, моментально прыгнули в койки, закрыв форточку. Пришла медсестра, принюхалась и спросила:

— вы, что, курили, почему дым и вонь в палате? — Нет, нет, как можно, вы, что, курить в палате! Завопили шлангующие. По-видимому, она всё поняла, не в первый раз ловила умников, внимательно всмотрелась в честные глаза каждого, спокойно сказала:

— сейчас все при мне перемеряете.

Конечно, результат у некоторых был другой и их сразу выписали и вытолкнули за двери. Камбузный наряд принёс завтрак. Восемь творожных запеканок со сметаной, разрезанную буханку хлеба, восемь кубиков масла и чайник сладкого какао. Мы с удовольствием разделили и порции шлангующих и пайку Болта. Перекурили в гальюне. Я был очень слаб, горячее какао подкрепило силы, прилег, в тяжёлой голове шумело, казалось, что теряю слух, потом мне сказали — это побочное действие гентамицина, но от этого всё равно легче не стало. Пришла на обход доктор, сделала индивидуальные назначения, кому таблетки, кому уколы, кому и то и другое и зазвенели ампулы и шприцы в железном разносике, подготавливаемые медсестрой. Дошла очередь и до меня, поставив пластмассовый стаканчик с таблетками и баночку с драже-витаминками, с удовольствием воткнула в меня шприц с болючим антибиотиком и ушла к другому. Так, прошло десять дней до моей выписки. Я с радостью покинул этот храм здоровья, уходя с иссиня — фиолетовыми, бабуиновыми ягодицами от уколов, тем более надо было сдавать пропущенные зачёты и лабораторные с контрольными, ведь скидок на болезнь никто не давал. Больше лежать в больничке мне не доводилось.

   Весной, одним днем 86-го, нам объявили, что завтра будут брать кровь в добровольно-принудительном порядке по четыреста миллилитров, откосить не удастся, ибо все, кто в наряде, будут временно заменены и отправлены в корпус «А», где и происходила сдача крови. Этот процесс был не нов, каждый год — два раза происходила откачка у курсантов начиная с третьего курса, у молодых не брали. Приезжала машина с докторами и санитарами, привозили тару для забора крови, бахилы, спирт. Оккупировали наш музей и поехали. Заходили в бахилах по трое, садились в кресла. Для начала брали кровь из вены на группу крови, подключали систему и, сжимая — разжимая пальцы, помогая процессу, текла кровушка, наполняя ёмкость. За это время, лаборант успевала определить группу, подписывала бирку, выписывала донорскую книжку, вкладывая в неё значок «капля крови». У меня был мандраж перед сдачей, ибо я помнил, как мне было паршиво в предыдущую откачку, однако, не оправдалось, всё прошло нормально, ну или относительно нормально. После сдачи крови отправляли на занятия. На станциях переливания крови в те времена, давали отгулы, сухое вино и печенье, нас же, курсантов, «доили» только за спасибо. Выкачав норму из последнего кадета, доктора также быстро увозили столь дорогую и нужную субстанцию в холодильник, оставляя после себя тяжёлый запах спирта и горы окровавленных ватных тампонов. Как-то в июне прошла газетная статья, что по чьей-то халатности скисло около тонны крови и сыворотки, чтобы скрыть это, её слили в канализацию. Для многих это сообщение абсолютно ничего не значило, а для некоторых кое-что…