Хитромудрые

Хитромудрые.

Неделя до окончания сельхоз работ в Борисовке, выдалась богатой на самые неожиданные события. Начали их Ёжик вместе с Акыевым, они решили пораньше свалить с поля, чтобы первыми принять душ из бочки, вода в которой успела прогреться под скупыми лучами октябрьского солнца. Беглецы незаметно пробрались вдоль контейнеров с помидорами к дороге, ведущей в село, пока все наслаждались, отдыхая после сытного обеда. План побега был прост, требовалось лишь дождаться проезжающего грузовика или трактора и вцепившись в задний борт проехать несколько километров до села. Сначала на телеге проехал дедушка, привозящий к нам обед, затем, обдав их невесомой пылью, грузовик из села, пара колхозников на велосипедах. Наконец, показался транспорт, следующий в нужном направлении —  ЗиЛ-скотовоз.

—  Давай я первый, ты за мной! — крикнул Акыев и в два прыжка, как кенгуру, скрылся в облаке пыли.

Ежик последовал за ним, прыгнул, зацепился за борт грузовика и повис, довольный, что все получилось, согнул ноги в коленях, дабы не карябать ботинками по земле.

—  А мы сейчас теплый душик примем сразу, красота! — поддержал его Еж.

—  Ай да мы! — веселился Жека, перекрикивая лязг прицепа. —  Пусть лошадь работает, у неё копыта большие!

Водитель, видимо, торопился и добавил скорости, подняв при этом неимоверное количество пыли. Кочки и ухабы стали ощутимее. Держаться стало заметно тяжелее, а дорожная пыль проникала везде, разговаривать было невозможно, как и видеть также этим процессам, мешал и смрад испражнений животных, недавно перевозящихся в этом прицепе. Уже совсем возле села, беглецов, под свист и улюлюканье, закидали помидорами местные школьники, убирающие свое небольшое помидорное поле. Водила скотовоза понял, что у него «на хвосте», висят непрошеные гости и решил усложнить им жизнь, начав маневрировать по пустому полевому тракту, все добавляя скорость.

—  У меня уже руки не держат! — крикнул Еж.

—  Держись, уже почти приехали! — сплевывая пыль, процедил Акыев.

Машина на скорости влетела в село и подпрыгнула в месте перехода дороги с грунтовки на асфальт — этого хватило, что бы разжались пальцы и беглецы грохнулись, по инерции еще катились по дороге голова-ноги. Скотовоз скрылся за поворотом сельской улицы, оставив позади себя двух, жаждущих теплого душа, тела, поднимающихся из придорожной, невесомой, бессарабской пыли.

—  Жека, ты живой? — кривясь от боли, спросил Ёж.

—  Почти я по-моему палец на руке сломал,—  и добавил,—  гондон штопаный этот водила.

—  Не говори, рыло бы ему начистить.

—  Ага.

Так, они, виня в своей беде водилу, еле добрались, ковыляя до казармы. Дежурным был Ушастый, он же Егоров, который сидя на лавочке, с наслаждением покуривал и невольно стал очевидцем этого падения.

 —  Давайте снимайте свою робу, первую помощь буду вам оказывать. Без лишних вопросов сказал он, открыв аптечку и зубами, зажав нитку, распечатал упаковку стерильного бинта, затем также вскрыл рулончик с ватой, достал перекись водорода и анальгин. Сняв порванные хэбэ, кривясь от боли, осмотрели себя, результат был неутешительно-плачевный: Ёж ободрал локти, колени, лоб, а Акыев ягодицы, локти, нос и вдобавок ко всему, сломал указательный палец.

—  Ну-с, приступим, товарищи кадеты. —  казал Ушастый и щедро начал поливать перекисью раны, —  не ссы в компот, Жека, сделаем, как в лучших домах Тамбова и моего родного Воронежа.

Когда перекись прекратила пузыриться, он закрыл раны ватой и обмотал бинтом.

—  Извини, гипсового бинта нет, а то можно было бы гипс наложить. —  с видом знатока, изрек Егоров.

Затем, выпустив, через ноздри струю дыма и к переломанному пальцу приложил карпову линейку вместо шины, тщательно перевязал бинтом, предварительно скормив Акыеву две таблетки анальгина, которые тот запил стаканом домашнего вина, обезболил.

—  Хорошо, что хэбэ бэушные, ремонту не подлежат, придется в трениках колхоз отбывать. —  сокрушался Жэка.

— Та хрен с ними, трениками, главное, как шхериться от Карпа и Колосовского, на работе крест можно поставить, как мы, две мумии за помидорами будем наклоняться? —  озадачился вопросами Ёжик.

Прошло три дня, пока Карп сориентировался, что два курсанта отсутствуют на поле. Норма в пятьдесят ведер не выполнялась, но пол нормы было прописано в ведомости железно, приписками не только в Узбекистане грешили. Вечером Карп изловил их, и поняв, в чем дело, матерно распекал на вечерней поверке, мир таких витиеватых слов и словосочетаний еще не слыхивал. Раны у обоих загноились и требовали срочного квалифицированного медицинского внимания. Утром их повезли в Татарбунары, в районную больницу и передали в руки настоящих врачей.

—  Это кто же вам такую «помощь» оказал, голубчики? —   спросил врач и добавил, —  вату, да и в открытую рану, будем по живому корочку с ватой удалять и промывать раствором фурацилина, мазать мазью, готовы?

— Не-е-е-т! —  взвыли два бедолаги.

  — Надо, Феди, надо, терпеть матросы! — назидательно сказал доктор, не терпящим возражения тоном.

— А анестезия будет? — взмолился Жека.

— А надо? — улыбаясь, спросил доктор, видя, как энергично закивали двое, — ну хорошо, убедили, по пять миллилитров анальгина и столько же капель спиритуса виниуса ректификатуса на брата.

— Какого такого виниуса? — напрягся Карп и заглянул в перевязочную. — Я к вам, доктор зайду потом, поговорим на эту тему.

Пройдя болезненную процедуру перевязки, Ёжик с Жекой вышли на улицу, за ними через пять минут вышел Саввич, в его кожаном саквояже что-то предательски позвякивало.

— Взял вам фурацилина на перевязки. — оправдался он, — и этого, ректификатуса  на всякий случай, хотя, скорее всего, отправлю-ка я вас завтра в Училище, долечитесь в лазарете, а заодно Чику с Келой усилите, они там в нарядах застоялись.

Настало это завтра, в Одессу загрузили арбузами колхозную машину и подсадили к водителю в кабину. Карп еще загрузил по несколько ящиков помидоров и винограда, пару мешков картошки.

— Цирклевич, Акыев, удачи, в Училище через мой дом поедете и выгрузите там, а то не хер быть такими хитромудрыми…