VII. Вандализм

В город ходили, якорь носили.

Предметом гордости учебного корпуса училища технического флота (ТФ), расположенного на улице Энгельса, ныне Маразлиевская, были два якоря, лежащие у главного входа и бесспорно, украшавшие его. Наш же Экипаж, находящийся на пересечении улиц Свердлова и Чичерина ныне Канатной и Малой Арнаутской, сиротливо обходился бочкой с квасом у парадного входа и трамвайной остановкой. Мы понимали,  существует какая-то несправедливость и остро ощущали, что обязательно её надо исправить.

Каждый день, следуя в строю на занятия в корпус «А» по улице Свердлова, а строй, выходя из Экипажа, чеканил шаг по брусчатке улицы Чичерина, поворачивал на улицу Энгельса и двигался вдоль парка Шевченко мимо учебного корпуса училища ТФ. Хочешь, не хочешь, а якоря все равно замечаешь, а, так как постоянно происходили трения, перепалки и драки с техфлотовцами, то воспринимали все остро и с досадой. Баталерка, помимо того, что в ней хранились различные вещи, висела несезонная форма, брусками сложено хозяйственное и банное мыло, в рундуках стояли сумки и баулы, представляла собой некий клуб избранных, где можно было шхериться  от отцов-командиров, дедов и других нежелательных элементов. При желании можно было заморить червячка на сон грядущий под чаёк, если есть чем, да потрещать о том и об этом с земляками. Чай заваривали на лезвиях — это конструкция из двух лезвий, соединенных через деревянную прокладку между собой и к каждому из которых был прикручен провод. Обычно брали трехлитровую банку с водой, опускался кипятильник и втыкался штепсель в розетку. Минута и с завыванием вода закипала, всыпалась хорошая горсть чая Одесской чаеразвесочной фабрики и можно было начинать кайфовать. К чаю иногда было печенье, унесенное со столовой в карманах или просто кусок хлеба с вареньем, которое привозилось из дома.

Так вот, собралось нас вечером человек пять на чаепитие, закурили. 

— Техфлотовцы суки отоварили трех маслопупов  вчера. — отхлебнув, чаю сказал Валик Мишедченко из Кривого Рога по кличке Президент и добавил — Надо бы завернуть им какую-нибудь поганку.

Все согласились и стали усердно думать, как отомстить обидчикам, однако, ничего толкового, кроме как подстеречь пару зазевавшихся и отметелить на ум не приходило. Снова закурили.

— А что если мы у них якорь черпанем и у себя поставим? — осенило Президента.

—! 

— Нехилая мысль, только как ты себе это представляешь? Он ведь здоровый и к тому же железный. — резонно задал вопрос Кузя, он же Гена Кузнецов из Пятигорска.

Выдохнув дым несколькими кольцами и выпустив затем огромное облако дыма, Президент, улыбнувшись, сказал:

— А мы его, бля, на тачанке увезем. На плацу возле камбуза стоит тачка для перевозки бидонов и прочей фигни, мы её выкатим, погрузим якорь и с горки накатиком. Только есть пара технических вопросов.

— Тачка по чичеринской брусчатке не поедет, её надо будет катить по трамвайным рельсам. – выдал я, и добавил – к тому же катить должна банда здоровяков, да и братву, дежурящую на КПП нельзя подставить.

— Правильно Душман, у нас на КПП завтра в наряде стоит дневальным Пуче, так что с воротами решим. – изрек Кузя.

Снова разлили чай и закурили. Президент взял гитару и, качаясь, на банке заунывно затянул:

— Я вышел родом из еврейского квартала и был зачат за три рубля на чердаке…

День прошел, как всегда,  от подъема до отбоя. Вечером, а точнее,  уже ночью участники акции стали потихоньку собираться. Прояснился вопрос с тачкой, её даже вечером подкатили ближе к воротам типа халатно отнеслись к имуществу работники камбуза. Ключи от тех же ворот перекочевали незаметно в карман Пуче. Осталось только решить вопрос с вахтой техфлотовцев и придумать, как не подставить своих. Решили пустить это на самотек.

Около часа ночи выкатили тележку, и пошли посмотреть, как поживает вахта в учебке ТФ. Дневальный сидел за столом у самых дверей, и по нему было заметно, он не в восторге от того, что «собака» (вахта с 0.00 до 4.00) досталась ему. Он зевнул и подпер тяжелеющую голову руками.

— Ты хочешь спать, спать, сука, спать.—  совершая пассы руками, «гипнотизировал» его Шило, он же Санька Шило мой земляк и друг, не вынимая изо рта папиросу «Сальве» и выпуская дым через ноздри.

Мы с ним примостились на пандус автостоянки, находящейся напротив окон и приготовились ждать, благо, что КП хорошо освещалось, и дневальный был, как рыба в аквариуме у нас на виду, а мы далеко от фонаря и под разлапистым платаном. Выждав, когда вахта упала в объятия Морфея, мы решили пойти и объявить начало акции. Поднявшись на пятый этаж Экипажа, где находились наши кубрики, нас, застала подозрительная тишина, только дневальный Кошелек – он же Серёга Кошельник,  сидел на тумбочке скучая, жевал спичку и думал о чём-то своём.

— Всё тихо?

— Как в гробу.  — ответил он  — Анненков-Скунс, суетился возле своей канцелярии, да деды приходили синие, напрягли на уборку гальюна.

— Мы уже отбиться собирались, чего так долго? — спросил Кузя.

— Да этот гребень дневальный засыпал на вахте долго, зато сейчас спит, как убитый — ответил Шило  и продолжил —  Давайте по-тихому, по двое, по трое пробираться на улицу. Только копытами не стучите по палубе, иначе нас майор Ягупов повяжет.

Мелкими группами мы просочились на улицу, выкатили тележку и двинулись вверх по Чичерина к заветной цели. Грохот от тележки, катящейся по брусчатке, раздавался по спящей Одессе, неимоверный скрип колеса резал уши, а сердце было готово выскочить из груди. Тогда никто не думал, как это выглядело со стороны, главное, что  цель была поставлена и любой ценой должна быть достигнута. Мы как муравьи уперто катили, вот уже поворот на Энгельса, учебка техфлота, на руках поднесли тачанку к главному входу. Вахта спит – служба идет. Попробовали поднять якорь на ура сразу, а он действительно оказался тяжелым и только сдвинулся немного.

— Давай его будем кантовать  сначала  с одной стороны, а потом с другой в два приема — прошептал Молдован.

Десять человек поднатужились и раз, занесли половину якоря, который лязгнул о поверхность тачки, и два – он уже родной упакован! Полный ход восвояси!

— Только бы телега выдержала, навались братва.

— Сейчас это не телега, а дрезина!

Странно, но под грузом колесо перестало скрипеть. Все тяжело дышали. Таким способом мы докатили до улицы Чичерина. Телега идеально стала на трамвайные рельсы, что очень облегчило перевозку. С горки катить стало намного легче. Проверили, всё ли спокойно у нас на КПП, оказалось, что  также вся вахта спала — это было нам на руку. Подтащили, как бурлаки волоком пять метров, торжественно установили якорь у парадного входа и растворились в стенах родного Экипажа. Повезло. Утро.

— Рота подъем! Выходи строиться! Сегодня ночью, произошло ЧП. — начал Карп — какие-то уроды выкрали якорь У ТФ и поставили у нашего парадного входа! Кто что-то знает, слышал, видел?

Тишина.

— Повторяю, кто что-то знает, слышал, видел? Тому ничего не будет. У меня ощущение, что девятая рота причастна к этому.

Тишина.

— Ладно, сейчас все на зарядку, потом по расписанию. Я с вами поговорю после занятий. Разойтись!

На завтраке все только об этом и говорили, а мы слушали и ядовито улыбались, мол, да, завернул кто-то. На построении училища для следования на занятия, начальник ОРСО Колесов распинался, объясняя каким нужно быть недалёким, чтобы подставить его, Колесова.  Теперь он должен звонить, извиняться перед начальником училища ТФ, обещать, что такого больше не повториться, договариваться с руководством одесского порта о вилочном погрузчике, который отвезет якорь обратно. Лил воду и толок ее в ступе. Более всего он сокрушался, что и наказать никого не может, ибо нет пока доказательств чьей-либо вины. В общем, отпустил он нас на занятия и под музыку оркестра, мы двинулись в  учебный корпус . Строй длинной змеей выползал из арки Экипажа. Возле парадного входа крутился погрузчик, заливая все маслом из своей гидравлической системы и заволакивая пространство сизым дымом. Погрузил якорь и потихоньку двинулся вслед за строем. Проходя мимо учебного корпуса ТФ, мы обратили внимание на большую толпу у их парадного входа. Бедный дневальный, наклонив гриву, кивал, а командир костерил его вдоль и поперек, видно, что недавно костерили самого командира.

— У сука — прошептал наш строй, но эти слова утонули в нотах марша, который грянул наш оркестр.

История с якорями повторялась не раз, пока их не забетонировали снизу хотя говорили, что кто-то даже умудрялся вырвать якорь из бетона, но это было уже после нас, а, может быть и не было никогда…