III. Чем и как нас потчевали

Глава 3. Чем и как нас потчевали

 Камбуз открылся вместе с началом учебного процесса 1 сентября, выдав на-гора на завтрак творожную запеканку, большим и толстым квадратом, лежавшим на тарелке с яблочным повидлом и какао. Мы заходили в столовую во вторую смену и жадно глотали слюни, стоя на плацу, вдыхая ванильный аромат, перемешанный с запахом какао, ожидая пока наш наряд, сервирует столы. Затем по одному, запускали в столовую. Рассаживались по четыре человека за стол произвольно, кто как хочет. Наш сектор находился возле окна раздачи, именуемого «кормушкой». Это было очень удобно для бочковых, слева от окна раздачи была посудомойка со страшной посудомоечной машиной. В противоположном от нас углу находилась хлеборезка, где резали хлеб и масло на порционные квадраты. На камбузе стояли три двухсотлитровых электрических котла, электроплиты и духовые шкафы, картофелечистка, мясорубка, в посудомойке стояла огромная моечная машина  также было несколько помещений для разделки, хранения продуктов, холодильник, раздевалка, кабинет заведующей, умывальник и гальюн. Все это обслуживал камбузный наряд, который чистил, выдраивал, натирал до блеска, мыл посуду, столы и палубу. Приготовлением пищи занимались пять—шесть необъятных, розовощёких тётушек-воровок, с двойными подбородками, которые ходили медленно и плавно, боясь похудеть, шевеля телесами и пыхтя, как паровоз, с постоянно потными подмышками. Они очень резво управлялись специальными веслами для перемешивания пищи в основном каш, огромными половниками и дуршлагами. Завтрак обычно состоял из каш на масле или молочных типа манки или рисовой, с чаем, хлебом и маслом, иногда были запеканки или сырники с повидлом. Часто было какао и кофейный напиток. В обед, на первое были супы. В основном гороховый, рисовый, овощной, с галушками,  гренками или борщи всё с мясом. На второе каши, картофель-пюре или просто отварной, капуста тушёная, макароны с мясом, тефтелями, печёнкой, почками, бифштексом, часто было говяжье вымя, которое никто не ел, иногда курятина. Салаты были сезонные, зимой из капусты свежей или квашеной, винегрет, огурцы, помидоры бочковые, летом со всеми свежими овощами. На третье готовили кисели, компоты из сухофруктов или свежих фруктов. На ужин были в основном, как на завтрак каши, чай, печенье, масло, запеканки, оладушки с повидлом. Во вторник и четверг были рыбные дни с ухой и жареным минтаем с картофельным пюре или солёной селедкой с луком. По субботам давали вареные яйца и  горячее порошковое молоко. Правда, все эти разносолы имели и вторую сторону медали. Овощи часто — густо были мёрзлыми и гнилыми. Так называемое мясо состояло из непрожёвываемых жил и торчащих трубами сосудов. Свинину нам не возили, а та говядина, что была, а по норме мы должны были получать минимум 150 грамм чистого мяса в день, безбожно воровалась этими жирными камбузными крысами, оставляя нам крохи. Все «мясные бунты» утихомиривали офицеры, объясняя нам, что в стране перестройка, всем тяжело, надо потерпеть, мол, вымя вдоволь наедитесь, а сами в офицерском буфете получали завернутые в вощеную бумагу свёртки с вырезкой. Вымя и правда было всегда по потребности, такое ощущение, что существовала в природе корова, туша которой состояла из одного вымени и с тысячей торчащих в разные стороны сосков. Как-то приготовили нам вымя в томатной подливе на комбижире под картофельное пюре. Обычно соски были обрезаны, а тут по чьей-то оплошности, а может, практиканты не в курсе были, сварганили вместе с волосатыми сосками. Заходя в столовую, Президент обозрел эту сервировку, выхватил из тарелки огромный сосок и, подняв, руку вверх и на мотив песни «Русское поле» в полный голос запел:

— Вымя, русское вы-ы-ы-мя! — затем подбежал к кормушке, задвижку которой лихорадочно пытались закрыть с той стороны, подозревая недоброе — На тебе, сука, жри сама!

Кинул он в лицо жирной заведующей, пришедшей посмотреть, как идет раздача пищи, огромный сосок. Этого было достаточно, чтобы вспыхнул «сосковый бунт». Разбив задвижку, на камбуз полетели сотни сосков, тарелок, забрызгивая всё вокруг подливой. Жирные тётки бросились врассыпную, ища защиты от этих снарядов за дверью камбуза, они сталкивались друг с другом, так как не могли протиснуться вдвоём, визжали и уклонялись. Ротным офицерам удалось нас угомонить. Наряд по камбузу убрал следы разгрома. Президенту дали пять нарядов вне очереди, а вымя нам не стряпали долгое время, а потом, когда готовили, сосков уже никто не наблюдал, а тётки с опаской поглядывали в столовую, готовые в любой момент закрыться. Как-то произошел «яичный бунт». Один из кадетов, не из нашей роты, взял яйцо, постучал о стол, надколов скорлупу, очистил и увидел сваренный куриный зародыш. Если бы это было в Китае, то это только приветствовалось, но это была Одесса, где зародышей не едят, с криком:

— Не кошерные яйца! — отправил зародыша в окно кормушки. — Твари, тухлятиной кормите!

Опять сотни яиц полетели, ибо только таким образом, мы, бесправные, могли выразить своё недовольство. Нас кормили на один рубль и 5 копеек в день, и называлось это котловым довольствием. В принципе этого хватало. Если ты на каникулах, приезжая в бурсу, получал за месяц стипендию девять рублей и котловые тридцать один рубль, 50 копеек. А если прибывал с большой семимесячной практики, то тебе отсчитывали двести двадцать рублей котловых и шестьдесят три стипендии, в общем почти три сотни целковых. Средняя зарплата рабочего была сто рублей в месяц. После получения котловых за полгода, все или почти все кабаки Одессы гудели. «Братислава», «Море», «Киев» — это те рестораны, в которых мы отмечали встречи после практик, возвращение из колхозов, дни рождений, сдачи сессий, курсантские свадьбы, только это стало возможным с окончанием третьего курса, а пока мы со своими скромными финансовыми возможностями посещали пивные бары «Волна», «Смольный», «Теремок», «Деда Трофима». На втором курсе мы стали обучаться на военно-морской кафедре по специальности «Организация тылового обеспечения сил ВМФ» и пришло понимание, в каких масштабах нас обворовывали. Например, повторно, оставшиеся приготовленные продукты запрещено было использовать на следующий день, а у нас макароны с обеда и творог с ужина перемешивали, добавляли яичный порошок и на завтрак следующего дня подавали макаронно-творожную запеканку. А где исчезал творог, яйца, да ещё на тысячу человек? А так изо дня в день с разными продуктами? С хлебом понятно — это святое, его резали на кубики и сушили, делая гренки, или добавляли в котлетный фарш. Но вторяковый, несладкий чай – это перебор, чтобы сделать чайный вторяк цвета качественного чифиря, в заварку добавляли соду, вот и вся премудрость. Всю зиму, а это сезон перегрузки в порту цитрусовых, лимонно-мандаринно-грейпфрутовая гнилятина, после сортировки отгружалась к нам на компот, отдающий гнилью. База снабжения ЧМП привозила нам компоты и консервацию с вышедшим сроком годности, и, наверное, уже списанную, мол, сожрут аж бегом. Мы сами писали письма в министерство флота, из Москвы приезжала комиссия. Представителям пускали пыль в глаза, готовили несколько дней, как положено, видать, давали взятку, комиссия уезжала и обкрадывание продолжалось. Но мы старались по мере своих скромных сил не давать себя в обиду. Так, стоя в наряде по КПП, курсант нашей роты Цирклевич по кличке Ёж, создал один прецедент. Каждый вечер на плац в район камбуза заезжали легковушки с прицепами, в которых стояли по шесть — восемь сорокалитровых молочных бидонов для пищевых отходов. Все эти машины принадлежали работницам камбуза или их родственникам. Им обкрадывать нас на продукты, было мало и они еще недоедками кормили своих свиней, попутно вывозя всё, что за день было украдено.

— Давай открывай ворота. — бодро, забежав, на КПП скомандовал Ежу какой-то хмырь. — Да побыстрее, я опаздываю.

— А кто ты такой, дядя? — задал резонный вопрос Ёж и продолжил —  А, может, мне тебе ещё и денег дать?

«Дядя» впал в ступор  оттого, что  в первый раз, нежданно-негаданно,  наткнулся на глухую стену непонимания и молвил:

— Я пойду к дежурному офицеру. Как ваша фамилия, товарищ курсант?

— Самая обычная одесская фамилия – Цирклевич. Да ты хоть к богу морскому обращайся, он все равно сегодня ко мне придёт, — сжимая в руке связку ключей, ответил Ёж.

Через несколько минут жирная камбузная тётка побежала жаловаться дежурному офицеру:

— На КПП стоит в наряде курсант Цирклевич и не выпускает нашу машину, пожаловалась она дежурному офицеру.

— Если Цирклевич не выпускает, значит, имеет на это право, ответил капитан 3-го ранга Колосовский. А что там у вас в прицепе? Пошли, посмотрим.

Вышли на плац и заглянули в прицеп. Там скромно во всё днище лежали две говяжьих полутуши, подпертые четырьмя ящиками яблочного сока, в каждом из которых было по четыре трехлитровых банки.

— Выгружайтесь молча, — сказал Колосовский и пошел на КПП, добавил — Если он запишет в журнал, могут посадить, перестройка, знаете ли, новое горбачевское мышление.

Через двадцать минут дядя выехал пустой, в проёме ворот он пригрозил:

— Я тебя запомнил, гад, ответишь.

— Давай жми на педали, дядя, ОБХСС тебя будет ждать. Номер твоей телеги зарегистрирован как расхитителя в журнале, а, главное, смотри, что бы тебя наша братва ни поставила на учет, это будет для тебя хуже, поверь, разорвём, у нас свой суд, суд мистера Линча, слышал про такой?

Дядя рванул, что есть силы, больше его не видели, хотя за рулём этой машины в следующий раз сидел другой водитель. Отдельная история связана с макаронами. Мы всегда удивлялись тому, что макароны были коричневого цвета. Причем до конца третьего курса думали, что ,может, это технология приготовления такая с прожаркой сухих макарон в духовых шкафах. Ответ оказался прост. Наш преподаватель военной кафедры подполковник Погонец организовал  экскурсию на подземную базу хранения Одесского военного округа. Там было что посмотреть. Под землёй был целый город с миллионами тонн, хранящихся запасов на случай войны от обмундирования до продовольствия. Экскурсовод майор-тыловик, рассказал нам, что многое из того, что мы едим в Училище, отправилось к нам с этих складов, к примеру, макароны и комбижир с подходившим сроком годности .

— Ну и ничего, подумаешь, коричневые макарошки, должен же их кто-то хряцать, помогая Родине обновить запасы. — хихикал майор и продолжал. — А хлебушек ели с запашком спирта?

— Было дело. Ответил кто-то.

— Вот и он отседова, пять годков прохранился. Да вы не очкуйте, всё съедобное, лаборатория проверяет. Кстати, все специи и соль также вам бывает грузим, да и не только вам, весь военный округ шамает и военное училище, а ещё и на север отправляем. Только это секретная информация, никому. Запасов столько, что съесть все невозможно, вот и растягиваем обновление ТМЦ (товарно-материальных ценностей) на годы. К примеру, пиздык, война, а у нас все есть. Хер вам на всё империалистическое  рыло, голодом не задавите как Ленинград. Пойдемте дам вам сгущенки, только чур, банка на три рыла. Хоть, как говориться, что истина в вине, спиритус виниус сегодня раздаваться не будет. Мы пошли за майором, пропустили «КАМАЗ», подошли к сектору склада, где крутился электропогрузчик, ставя в штабель поддоны, с поставленными на них  бочками.

— Огурцы квашеные, сорт люкс – лучше закуски нет.— сказал майор нам и прокричал грузчику — Какого хрена без каски? Где Наташа? Тот пальцем указал в сторону будки.

— Наташа, там у нас стоит ящик сгущёнки, раздавленный погрузчиком. Дай десять банок.

— А морда не треснет? — спросила Наташа и высунулась из окна будки учетчиков — О, да тут кавалеров непочатый край работы. Слабо воспользоваться беспомощной женщиной?

— Наталья, прекращай, давай сгущенку. — приказал майор. Не вводи пацанов в краску.

— Слышь, бикса, кому ты на хрен нужна, давай сюда сгущенку. — не вытерпел Сахно по кличке Конь — Если я тебе впендюрю, у тебя глаза вылезут.

 — О, да тут настоящий мужчина, иди ко мне, за корешок подёргаю и поборемся. — ответила Наталья, и было заметно, что она не шутит и вполне готова воплотить свои слова в действие.

В общем, долго шла словесная дуэль, возникшая на непонятном грунте и имевшая эротический подтекст, но своё мы получили. Помятые и липкие банки моментально расхватались. Продырявив банки в двух местах типа вампирского укуса, мы еще долго ходили по складам, рассматривая и потягивая сладкую сгущенку, передавая друг другу банки. Узнали мы, что и мясо, сахар, печенье, крупы, яичный и молочный порошки, консервы и многое другое попадало к нам на стол отсюда. Экскурсия была очень познавательна, потом нас покормили и на автобусе отправили восвояси. Возвращаясь в своей памяти на первый курс, помню, что голодный был всегда. Часто носил кусок хлеба или квадратик печенья в кармане, благо цены были копеечные, и иной раз за свои кровные удавалось ввести в организм дополнительные калории в виде молока за семь копеек, пирожных за двадцать две копейки, сдобной булки за десять, халвы по  двенадцать за 100 грамм…

Отдельно о комбижире. Эта субстанция морковного цвета добавлялась, куда и во что угодно. На нем жарили и тушили мясо и овощи, на нем готовили как первые блюда, так и вторые. Говорили, что химики специально изобрели формулу для этого продукта. К нам он попадал в пятилитровых жестяных банках, а говорят, что был и в двухсотлитровых железных бочках, я лично не видел. Пока пища была тёплая, её можно было употреблять, а только остыла, будет прилипать к зубам и сразу примет отвратительный привкус. Как-то нечем было закусить, и мы намазали его на хлеб, посыпали солью. Я б, наверное, гуталин с большим удовольствием съел, чем это – не смог. Тот же майор говорил, что комбижира в СССР на складах были миллионы тонн, на случай войны и что это продукт на 50% синтетический. Не знаю, была ли статистика по количеству язв и гастритов, связанных с комбижиром, а также болезней печени и поджелудочной.

Сага о киселях с бромом рассказывалась постоянно, и превратилась в страшилку о нестоячем, вялым из-за киселя члене. После обеда всегда оставался десяток разносов с нетронутыми стаканами. Многие не верили в нехорошую и подлую его способность, но кисель не пили принципиально и солидарно. Я в эти басни не верил. С голодухи киселька пару стаканчиков заходили нормально, побочный эффект замечен не был.

Была поставка продуктов и питья так называемыми съедобными электричками. Наши молдаване, возвращаясь по воскресеньям на учёбу из дома, тащили в Экипаж выпить и закусить с десертом. Мы встречали их на жд вокзале и затем с отличным настроением добирались до кубрика, где вкушали плоды солнечной Молдавии. Но как говорится, растишь, растишь малину, а кто-то обязательно на неё нагадит. Третьекурсники пронюхали про этот канал, скорее всего, кто-то стукнул, и отобрали вино и снедь прямо на перроне. Они поняли, что можно безнаказанно и легко грабить первокурсников, ведь некоторые из них даже были у нас старшинами, а наша реальная защита – пятый курс, который, как эстафету передал нам номер своей роты и разруливал кое-какие проблемы, связанные со старшекурсниками, ушли на госэкзамены, и им было не до нас. Да и они в Экипаже практически не появлялись. Так что приходилось придумывать выход самим, и он был найден. По прибытии электрички, молдаване оставляли сумки с питьём и едой в вагоне с одним курсантом.  Выходили из разных вагонов на перрон, в конце которого уже досматривались их баулы.

— Ну, чего, где жратва и винище, почему пустые, караси?— досадой спрашивали они, пиная сумки.

— А ты, что, мент иль мы в долгах у тебя? —  резонно ответил  на вопрос  одессит Андрюха Кожухарь, по кличке Кот.

Оцепенев от такой наглости, третьекурсник зашипел:

— Да я тебя суку разорву сейчас, с тебя пузырь водяры, карась, за наглость.

— Хорошо, вечером принесу со своими дворовыми корешами-жиганами, не унесёшь и не выпьешь. — пообещал им Кот — Прийти только  с сумками не забудьте.

Как ни странно, но это подействовало, и старшекурсники ушли, грозя нам страшной карой типа ночной «взлёт – посадки». Мы вышли на привокзальную площадь. В суматохе пару кадетов незаметно вернулись к электричке и зацепили, оставленные в вагоне заветные баулы. Вечер обещал быть интересным, была спасена трехлитровая банка с персиками в собственном соку, пирожки с картошкой, яблочный пирог, кружок брынзы, банка сливового варенья и четыре бутылки вина. Многие одесситы приглашали к себе домой в гости и угощали от пуза. Помню, часто приглашал к себе Ёж, его бабушка всегда что-то подкидывала съестного и вкусного или Андрюха Лавренюк, живший в квартале от бурсы, часто угощал борщом и котлетами.

Ездили мы друг к другу в гости в различные города, часто посещали Молдавию. Так, мы, в гостях у Вадика Траченко в Тирасполе, частенько ныряли в подвал гаража за домашним сухим винцом, которое играло, как положено в дубовых бочках, а не в стеклотаре. Таким образом, мы  и тянули, поджав пояса день за днём. Овощи и фрукты привозили наши подшефные колхозы, куда по сентябрям мы отправлялись «трудовым десантом» на уборку урожая. Это были села Татарбунарского района Одесской области Глубокое, Жёлтый яр, Борисовка. В общем, проблем с поставками не было, проблема была в человеческом факторе, а именно привычке воровать, воровать много и сразу. Голод отпустил где-то в районе второго семестра третьего курса. Несмотря на стипендию в 3 рубля 95 копеек, средств прибавлялось — мы стали постарше, пошли практики, появились деньжата, но это было позже, а пока приходилось выкручиваться и выживать, хорошо, что мне дед из Выборга раз в месяц подгонял перевод на червонец. Родители то же не забывали, правда, у меня в 1984 году родился сводный брат, и всё внимание было, конечно, ему, этот родник в мою сторону иссяк.