XII. Рига.Балтика

Глава12. Рига. Холодная Балтика

Реально, не думал, что попаду в Ригу, однако, это случилось зимой, после Рождества в 1988 году. На большую практику, нас распределили по разным портам, к примеру, Ошовский и Кошелёк были распределены в Таллинский, Шило, Лавро, Конь и Дёма в Вентспилс, я, Пуче, Угрюмый и Цуцков в Ригу, остальные в Ильичёвск, среди них были Ёжик, Кузя, Майор, Президент, Кела, Траченко, Кабанчик. Ответственной за практику назначили Татьяну Александровну Бурышкину, которая до недавнего времени была классным руководителем нашей группы и преподавателем «коммерческой эксплуатации морского транспорта».

Сначала устроили ильичевцев, а затем разработали маршрут и для нас. Мы должны были поездом Одесса-Киев, добраться до Киева, потом пересадка на поезд Киев-Рига, а уже в Риге, по обстоятельствам, устроить нас и вентспилсцев. До Таллина Ошовский и Кошелёк ехали без сопровождающих, самостоятельно. В поезде мы были предоставлены сами себе, так как ехали в общем вагоне, а руководитель в спальном вагоне . До Киева добрались на удивление спокойно, никто не куролесил, несколько часов ожидания до пересадки, и вот мы уже мчим к Риге на всех парах, через Белоруссию и Литву.

За окном шёл косой снег, укрывая землю очередным белым слоем. В поезде было промозгло, дул холодный ветер из тысяч щелей, на деревянном подоконнике, стал образовываться небольшой сугробик. Мелкие снежинки попадали на нехитрую снедь на столе. Перекошенные двери в тамбур не закрывались, ибо заклинил замок, и они лязгали и стучали в такт колёсным парам. Гальюн замерз и все продукты человеческой жизнедеятельности, жёлтым вонючим айсбергом, торчали в дючке. Народ с утра и до вечера активно двигался, на перекур, в гальюн, а кто транзитом пересекал вагон, двигаясь в вагон-ресторан, ещё более выхолаживая купе. Ночь выдалась очень беспокойной. В купе по соседству гулеванила весёлая компания. К нам зачастил мужичок в трико, с оттопыренной тканью на коленях и в домотканом свитере с оленями.

— Мужики, поддержите компанию, бухла полно, канистра винища, закусь. —  предложил обладатель оленей.

— Слушай, брат, мы сейчас свой законный пузырь казёнки добьём и шабаш. Контролируют нас, понимаешь? — ответил ему Шило. — Слушай, что-то мне твоя морда знакома, ты, случайно, не в Глубоком Татарбунарского района живешь, а, винный искуситель?

Мужик оживился, присел на край полки и его как бы озарило.

 — Ну да, точно, вы же майора Карпенко девятая рота, а я Копытин! —  радовался он. —  Сам бог вас послал!

— Ё-ма-ё, как тесен мир! Каким ветром вас в Ригу несёт, брат Копытин?

— Мы победители социалистического соревнования, вот нас Тур и отправил в Юрмалу здоровье поправить, все летом отдыхают, а мы работаем, а отдыхаем зимой, давайте, братва, по маленькой винца, а?

— Помнишь дружище, нас более полусотни кадетов было, а теперь двадцать. Выгнали на хрен остальных, в том числе и из-за змия зелёного, поэтому вы отдыхайте, а мы завтра подхватим эстафету, добро? — пытался Шило тактично спрыгнуть с темы.

— Ну, как знаете, а мы немного выпьем и закусим, чем бог послал. —  слегка расстроился, водила.

Где-то в полночь начался мордобой, затем долгие выяснения отношений и кто ударил первый. С приходом милиции, все притихли и угомонились, пожурив и усовестив, менты ушли, пригрозив напоследок высадить на ближайшей станции. Потом, как всегда, обнимания и питьё мировой до утра с заунывными тоскливыми песнями, в общем, классика жанра. В результате все пассажиры злые и не выспавшиеся, хмуро посматривали в сторону провинившегося купе, где крепко спали комбайнёры. Похрапывала компания, следующая в Юрмалу на отдых, подышать целебным воздухом Балтики, а мы пока дышали их тяжёлым винным перегаром. Одна радость, что работал титан и можно было согреваться двухкопеечным чаем с булочкой и повидлом. Рига встретила нас солнцем и морозом, распрощавшись с комбайнёрами и прихватив у них вина на всякий случай мы, выгрузились на перрон и вышли на привокзальную площадь.

— Давайте прощайтесь, далее на Вентспилс вы поедете на автобусе сами, вот деньги на билеты, как добраться до автовокзала, я вам подробно рассказала, прошу вас, не подведите меня и доберитесь к себе без приключений, хорошо, Сахно?

Конь кивнул и поднял свою сумку, в ней предательски что-то звякнуло.

 — Это не то, что вы подумали, это бутылка крем-соды!

Бурышкина, махнула рукой и пошла к стеклянному киоску, купила талоны на трамвай и мы втиснулись в вагон, рассматривая по дороге ещё неизведанный нами город. В управлении порта в отделе кадров, нас ждали, взяли фотографии на пропуска и рассказали куда надо топать. Татьяна Александровна, наверное, не раз возила сюда, в Ригу, группы практикантов и знала куда идти. Прошли через парк и вышли на улицу Катринас Дамбис,  дошли до пятиэтажки с пятым номером — это и была портовская общага-малосемейка. Вахтёрша была в курсе и пропустила нас, выдав ключ и сказав, что нас поселили на третьем этаже. Поднялись на третий к нашей комнате, на дверях висела табличка «Ленинская комната». Внутри были четыре койки с рядом стоящими тумбочками, круглый стол с огромным будильником, графином и стаканами, вешалка, холодильник, окна с незатейливыми шторами, выходили во двор, бубнила на латышском радиоточка, пыльный портрет Ленина торчал из-за шкафа и Ленин на нас смотрел выжженными кем-то глазами, а на лбу у него была надпись шариковой ручкой «картавый».

— Ну вот, вы поселены, завтра в восемь, вас ждут на проходной, там будут готовы пропуска и скажут, что и как. Надеюсь, эти полгода вы проведёте с пользой для себя и без эксцессов. — Наставляла нас Бурышкина, — Я приеду на контроль внезапно, знаю, что вы курсанты ответственные, работайте, как положено, как и многие до вас. Тут уже разберётесь сами, быт незатейлив, да вам в принципе и не привыкать, найдёте коменданта, она в курсе всех событий. Всё, до свидания.

Распаковав баулы, мы переоделись и пошли к комендантше за постельным бельём, чайником с кастрюлей и чашками.

— Слушайте, друзья, таких умников, как вы, здесь перебывало тысячи, но правила для всех одни: баб не водить,  всё равно не пустят, тут своих некому охаживать, ночью не колобродить, не дебоширить, в койках не курить, — переведя дыхание, продолжила — Телевизор в комнате отдыха, письма на вахте, нарушителей порядка, будем выселять, понятно?

— Майор Карпенко не ваш брат, случайно? — пошутил Пуче.

— Ты это к чему, умник, кто такой Карпенко? Нечего мне мозги пудрить, вы поняли, что я вам сказала?

Мы кивнули и, нагрузившись полученным, тарабаня посудой, пошли к себе в комнату.

— Что у нас есть съестного, может, сделаем ревизию общака? — предложил Пуче и стал рыться в сумке, выкладывая съестное.

Мы последовали его примеру, зашуршали пакетами и свёртками. На столе появились десяток яблок, лимон, банка варенья, початая пачка печенья, головка чеснока, банка кабачковой икры и пару банок «братской могилки», бесформенная пачка чая, бутыль татарбунарского вина, кружок краковской колбасы, откушенный или надломанный кем-то с одного края и приплюснутый плавленый сырок с прилипшими на фольгу хлебными крошками.

— Да, негусто вроде и пожрать есть, а хлеба нет, наверное, надо идти в магазин, хоть хлеба купить и сахара, пока магазин не закрылся.— разумно изрёк Угрюмый.

Скинулись по пятёрке в общак. Я выглянул за штору на градусник, он показывал минус пятнадцать. Уже стемнело и надо было торопиться. Вдвоём мы с Угрюмым вышли из общаги, пальцем вахтерша показала направление, где находились магазины. Нашли.

— Sveiki. — обратилась к нам продавец.

Мы переглянулись и пожали плечами.

— Здравствуйте, что вы хотите купить? — по-русски с приятным акцентом переспросила она.

— Здравствуйте, нам бы хлеб, сырков плавленых пяток, пачку масла, килограмм сахара, две пачки пельменей, пару бутылок молока, ну и несколько разных концентратов-супов типа «алфавит», там гороховый, и мясной, баночку майонеза. — выпалил я, доставая из кармана «авоську» и протягивая ей червонец.

— Пожалуйста, ваши чек и сдача, Ardievu. — улыбнулась нам продавец.

Сложив всё и положив в карман сдачу, мы вышли из магазина, шурша красиво упакованными в бумагу продуктами.

— Европа, бля, ты видал, Витяня, тут тебе и Sveiki и Ardievu, и улыбка.

— А может она хочет, чтобы ей впендюрили! Лаконично изрёк Угрюмый.

— Фу ты как грубо, я же тебе говорю — Европа, а, вероятно, ты и прав на этот счёт, и в памяти у меня всплыло общение одесских продавщиц, сравнение было не в их пользу.

Мы вернулись в общагу, сразу понятие Европы кануло в Лету, вернув нас в суровый совдеп, и пошли мы на камбуз готовить пельмени и чай.

— Ребята, тут «дикая дивизия» орудует, поэтому стойте у плиты, пока готовите, а то еду с кастрюлей унесут и потом, уже пустую подкинут. — Просветила нас дама в халате, активно мешающая манную кашу ложкой.

Это грузчики из Кандалакши здесь работают в порту, у них там замерзает всё, навигация заканчивается, вот их сюда и привозят несколько бригад, зиму пересидеть, алкоголики чёртовы!

— Ни хрена себе! Да ведь это наглое крысятничество! — возмутился Цуцков.

— Недавно курицу соседка варила, ещё сырая была, унесли,  у себя доварили на электроплитке и кастрюлю с костями в коридоре поставили, а косточки до единой добела обгладали и повысасывали, даже хрящики сожрали. Могут даже проволочным крючком снять авоську с форточки, если будете мясо или водку за окном замораживать. А вы из Одессы к нам на практику?

— На практику  с самой Одессы-мамы и тальманами в Ригу! — ответил я ей.

У самого перед глазами стояла картина, как грузчик-алкоголик в робе и каске, на цыпочках нёс парующую кастрюлю голодным корешам, которые в комбинезонах, касках и рабочих рукавицах, уже сидели за столом и от нетерпения барабанили ложками, а другой шурудил проволочным крючком, стоя на подоконнике, выуживая чью-то авоську за окном, этажом ниже. Абсурд полный.  

— А у нас тут есть народ, который тоже одесскую мореходку закончил, давно правда. Могу дать бесплатный совет, бульон после пельменей не сливайте, на нем можно классный супчик приготовить, жирненький такой. А ещё у нас крысы нору вырыли, мужики жестью забивают и цемент со стеклом заливают в нору, а она всё равно рядом пол прогрызает.

Я, было, хотел ей карпенковскую хохму про крысиного короля рассказать, но передумал, а то вдруг начнут воплощать в жизнь. Пельмени были готовы, отловив их чей-то шумовкой и отправив в другую кастрюлю с куском сливочного масла, мы, прихватив чайник с кипятком, вернулись в комнату. У меня в голове был полный бардак, Рига, татарбунарские комбайнёры, водители-механизаторы в Юрмале, «ленинская комната» с портретом вождя за шкафом, улыбающаяся продавщица, которая «хочет», чтобы ей впендюрили, «дикая дивизия», ворующая еду, с пылу, с жару. Ценный пельменный бульон, крысы, роющие нору на третий этаж и грызущие бетон, состарившиеся, бородатые выпускники Бурсы. Для одного дня слишком много информации.

Я взял полотенце, чистую тельняшку и пошёл в душевую, немного прийти в себя и смыть запах поезда, въевшийся в каждую клеточку организма. В душевой было на удивление тепло и чисто, никого не было, приняв столь необходимое телу омовение, побрился, в общем, приведя себя в порядок, вернулся в комнату. Народ за круглым столом лопал пельмени и слушал по  радио тему Карцева «Раки» по три и по пять рублей. На стеклянном, под хрусталь блюде от графина, красовались бутерброды с краковской и плавленым сырком сверху, под чаёк.

— Опа, побрит, подстрижен и опрятен! —  Подколол меня Пуче. —  Там, вода горячая есть? Давай наминай пельмешки, а то остынут и слипнутся, в рот не влезут, хе-хе.

— Ты смотри, чтобы они у тебя в пузе не склеились, из дырочки тогда не вылезут, хе-хе.

— Нет уж, я их маселком хорошо смазал, выпрыгнут аж бегом.

Классно поужинали, выпили чайку, обсудили дела на завтра и, установив будильник на 6.00, завалились на боковую. Вся стена у нас с входящей дверью была из рифлёного стекла, окрашенного сзади белой краской и слышимость была абсолютной. Каждый шорох общинной жизни был слышен, но это не помешало нам быстро заснуть. Громкий звон будильника ворвался в зимнее рижское утро, а за ним Гимн СССР по радио. За окном стояла беспросветная темень, термометр показывал минус десять, по сравнению с вечером потеплело, если можно было так сказать. Для нас, привыкших к ранним подъёмам, было легко с ходу начинать день. Приведя себя в порядок и неторопливо попив чайку, мы уже около восьми были на проходной, где получили новенькие пропуска из рук начальника отдела кадров, который и отвёл нас в диспетчерскую погрузрайона и ушёл. В диспетчерской было накурено, так как все непрерывно курили и обсуждали план-график, обговорив рабочие проблемы, обратили внимание на нас.

— Меня зовут Стас, фамилия Лех, я старший стивидор и за кем-то одним из вас буду присматривать, так как все будут работать в разные смены тальманами на складе и будут менять друг друга. Учиться будем сразу в полевых условиях, да вы, наверное, уже тальманской работой овладели, по себе знаю. Окончил Бурсу в 1976 году . Так кто остаётся сейчас на смену?

— Мы тоже девятая, давайте я останусь, курсант Сараев. — вызвался я.

— Хорошо, к 20.00 Сараева меняет Янковский, того Цуцков и Лутошкин. Все свободны, идите занимайтесь своими делами, на смену не опаздывайте и с алкоголем поосторожнее. Кстати, всем получить телогрейки, ватные штаны, робу, подшлемники и каски. Пошли, покажу где.

Получив робу, мы со Стасом пошли на склад. По дороге, он меня инструктировал: мы в основном перегружаем кубинский или бразильский сахар-сырец по прямому варианту в хопперы, бывает также перегрузка кукурузы. Твоя работа будет заключаться в том, что  при подаче вагонов, переписать их номера, колотушкой проверить, чтоб они были пустые и по загрузке, ещё раз проверить и опломбировать штурвалы, данные подать своему сменному заведующему склада, а так по всем возникающим вопросам к Петровне. Пришли на склад, Стас познакомил меня с Петровной. Та не нарадовалась, что наконец-то появился тальман у неё в смене и она перестанет бегать, как лошадь в мыле и лазить по вагонам. Выделила мне ячейку в шкафу. Они со Стасом вышли, а я переоделся в робу, надел телогрейку и тёплый подшлемник. Как оказалось, утренняя подача вагонов была уже переписана, и до обеда у меня было время походить и определиться, что и где. В общем, работёнка не бей лежачего, ничего сложного, правда, мне посоветовали меньше слоняться, а в свободное время писать отчёт о практике, ибо без него не допустят к госэкзаменам, мне выделили пару толстых тетрадей, похоже, чей-то черновик, впопыхах забытый в суматохе. Надо было только красиво переписать, нарисовать схемы, может добавить что-то своё. Первый мой рабочий день прошёл спокойно, меня сменил Угрюмый и я покатил в общагу с чувством выполненного долга.

— Живые есть? — спросил, входя к нам Стас. — Ого, кучеряво живёте!

— Ага, как у Христа за пазухой! — запивая стаканом вина жареную картошку, ответил я, и предложил ему стаканчик холодного  домашнего вина татарбунарско-комбайнерского разлива.

— Дивный напиток, братва, есть предложение отметить знакомство на ином уровне, европейском. У нас практически во дворе общаги есть культурный латышский центр типа интерклуба, живой музон, бильярд, иностранные моряки, живое общение, другие прелести прохладной жизни, на сборы полчаса, на кармане по червонцу, форма парадная. Минут через двадцать заглянул Стас.

 — Ну, что, готовы?

— Всегда готовы, только катим втроём, Цуцков спать завалился.

— Добро, хлопцы, входим с заднего хода, там кебэшники на посту, по вашим курсантским ксивам не пустят, заведение-то, для иностранцев. 

Действительно, в тридцати метрах напротив входа в общагу стояло двухэтажное здание, мы просто не обращали на него внимание. Здание имело большие квадратные окна от пола до потолка, правильно расположенные светильники, точечно освещали какие-то статуи и картины на втором этаже, а через двери первого этажа был виден стол со стоящей на нём лампой и силуэт человека, сидевшего на стуле, другой курил у входа, ничего, относящегося к прохладной жизни, не наблюдалось. По бетонной дорожке, очищенной от снега, прокрались за угол здания. Стас своим ключом открыл двери и мы в полумраке, поднялись на второй этаж.  Открыли вторые двери и включили свет, оказались в бильярдной, где стояла пара больших, покрытых зеленым сукном столов,  для русского бильярда и несколько  для снукера.

— Кто-то из вас катает? —  просил Стас и стал выкладывать шары в треугольную рамку.

— К сожалению никто, у нас Ёжик катает в парке Шевченко, а мы только в картишки по-серенькому.

— Да, сам в парке катал, давно это было, а как вчера. Ладно, тренируйтесь, а я пойду, прозондирую, и столик займу, если кто зайдёт, держитесь так, как будто вы здесь давно.

Мы с Пуче заняли снукерный стол, расставили шары и начали мучить свою партию. Минут через десять пришёл Стас и сказал, что всё в порядке, столик в нычке, бармен Янис — свой человек, и мы по одному выходим, и спускаемся в бар. Стас указал нам на столик в углу бара, и мы уселись. На столе уже стояла тарелка с мясной нарезкой, хлеб, стаканы с минералкой и льдом. Официантка принесла бутылку водки, три пепси-колы, чистые стаканы, отдельно лёд.

— Ну что, по отвёрточке? — спросил Стас, разливая водку и доливая пепси.— Публика серьёзная, парочка иноземных капитанов, их моряки, начальник рижского аэропорта, пара человек из рижского пароходства, поэтому не быкуем и ведём себя очень скромно.

— А тут пиво есть местное?

— Нет, польское или чешское, а ты, что, любитель ерша?

— Понятно, значит «Ococim» или «Stara Pramen»?

— А ты откуда знаешь? — удивился Стас.

— Ну, мы всё-таки не с Луны свалились, а с Одессы приехали, а этим пойлом нас не удивишь, нам эту пивчагу в колхоз девахи из 26 училища привозили.

— Не, ну неплохо вы живёте в Одессе, а у нас только с полгода появилось! Давай возьмём пару бутылок, только каждая стоит, как бутылка водки в магазине.

— Тогда четыре, Стас, мы  не в магазине и отмечаем знакомство и всё-таки — предложил Пуче. — Мы же курсантское братство, девятая рота!  

— Хорошо сказал, Саня, сработаемся! Давайте по маленькой, бродяги! Как там Драги, Механик, Бурышкина, Сибирь, Церконюк?

— Бурышкина только вчера была, привезла нас и сразу обратно этим же поездом, а остальные уважаемые преподаватели также живут и здравствуют, учат нас, троглодитов-бандерлогов, по мере своих сил.

— Ну и, слава богу, многие им лета! —  опрокинув стопку, сказал Стас. — скоро программа начнётся, Янис говорит неплохая типа варьете, до неё, правда, какая-то группа выступит, хотя я бы Талькова «Чистые пруды» послушал, видели его по телеку?

Вместо Талькова нам пришлось прослушать вульгарную, лысую, жирную тётку, в огромных очках и кожаной сбруе. Она, извиваясь, как щука, пела по-французски, наверное, про несчастную любовь. Затем действительно была программа варьете, где шесть девчонок типа кошечек с накладными ушками и хвостиками, кружились вокруг гостей клуба в откровенно-эротических танцах, завлекая гостей в эту грудно-ягодичную круговерть, раззадоривая глубокими декольте и почти полностью открытыми попами, что для того времени было очень авангардно, по крайней мере, для нас. Все были довольны и отдыхали на всю катушку. — В натуре Европа, мать её так и раззэтак! Кричал от восторга Пуче с бутербродом и рюмкой в руках, и я с ним полностью и бесповоротно был согласен, только плохо, что по-латышски ни бельмеса не понимал, о чём пели эти эротические рижские котики?

— Ну как, лучше, чем валяться в клоповнике? — спросил Стас закуривая.

— Слушай Стас, я, честно говоря, не думал, что случится такой резкий контраст, как и не в совдепе живём вроде!

— Тише, тише, без эмоций, ты, забыл, что это заведение для иностранных граждан? Мы здесь нелегально и инкогнито. Меня они знают, а вас нет, скоро могут определить, так вот это «скоро» должно случиться как можно позже. Давай накатим, а то скоро закрываются, а нам надо исчезнуть заранее, прихватив с собой пивка…

ДАЛЕЕ БУДЕТ…